Сын змеи. Истории Маверранума - Рони Ротэр

Астид недоверчиво покосился на князя и стыдливо отвел глаза. Гилэстэл взглянул на девушку, и та послушно поднялась и ушла.

– Ну? – Гилэстэл облокотился на край бадьи. – Я жду. Что случилось?

Вода остывала. Астид молчал. Гилэстэл вздохнул.

– Не хочешь – не говори. Обещаю – я тебя не трону. Ты мне нравишься, мальчик, но эта приязнь касается не твоего хилого тела, а твоего таланта. Я видел, как ты украл нож у того раззявы, и был весьма впечатлен. И я могу сделать тебя сильным не только телом, но и разумом, помочь им войти в гармонию друг с другом. Я могу сделать так, что глядя на тебя, люди будут испытывать к тебе не жалость, а трепет, уважение и даже страх. Но ты должен научиться мне доверять. Всецело и безоговорочно.

Гилэстэл оттолкнулся от бадьи и направился к двери. Голос Астида, прерывающийся от волнения, остановил его.

– Это был благородный эльф. Он останавливался в «Златолесском вепре» прошлым летом. Хозяин отправил меня приготовить ему купальню, и…. Но тот господин меня не бил. Это сделал хозяин, когда я убежал. Потом привел меня обратно, велел отмыться и сделать то, что прикажет благородный господин. Мне позволили есть досыта с одного стола с ним. А после всего тот постоялец подарил мне новую одежду. Но хозяин все равно её забрал.

Гилэстэл выслушал исповедь, не обернувшись, и молча вышел из купальни.

Неподвижно лежа в мягкой постели на свежих простынях, в белоснежной рубашке, пахнущий мылом и розовым маслом, Астид смотрел в потолок. Густел вечерний сумрак. На оконном стекле подрагивали отсветы из окна дома, что стоял напротив. Приглушенный шум из трактирного зала не отвлекал от мыслей, что текли в его голове. Странный поворот в судьбе выдернул его из привычного мира страха и боли. Он привык бояться, привык испытывать недоверие, неприязнь, зависть, злость. Он привык быть рабом. И теперь не знал, как воспринимать то, что происходит с ним. Свобода приносит неизвестность, которая тяготит больше, чем страх. Кто знает, что принесет будущее?

Астид вылез из-под одеяла, подошел к двери и задвинул засов. Потом вернулся в постель, закрыл глаза и быстро уснул. Сон его был непривычно крепок и безмятежен. Астид не слышал шороха отодвигаемой задвижки и тихих шагов, когда Гилэстэл вошел в его комнату. Князь остановился у постели, разглядывая спящего юношу. Сон расслабил плотно сжатые тонкие губы, разгладил складку меж черных нахмуренных бровей. По странному стечению обстоятельств, присущая эльфам совершенная красота обошла Астида. Правый угол широкого рта был заметно выше левого, и казалось, что на его лице постоянно присутствует презрительно-неприязненная ухмылка. Нос, слишком длинный и острый, с горбинкой от старого перелома, делал его похожим на ворона. А угольные волосы, худоба и сутулость усиливали это сходство. Отталкивающее первое впечатление могли бы смягчить глаза – огромные, серые, влажные, с короткими густыми ресницами – если бы не тлеющие в них недоверие и подозрительность. Но, спокойно спящий, он был трогателен и даже довольно мил. Князь постоял несколько минут у кровати, в задумчивости потирая подбородок. А затем вышел так же неслышно, как и вошел, не забыв легким движением пальцев задвинуть за собой засов.

Астид проснулся и, резко поднявшись и отмахнув покрывало, сел на постели. В ушах все еще звенел голос трактирщика, привидевшегося во сне – «А-асти-ид, вы-ыродо-ок!». Некоторое время ушло на осознание реальности. Он взглянул в окно. Полуденное солнце заливало город. С улицы слышался людской гомон, скрип телег, крики торговцев. Никогда в жизни он так долго не спал. Спустив ноги на пол, Астид наткнулся пяткой на холодный бок ночного горшка. И, припомнив, сколько ему довелось перетаскать таких горшков за постояльцами «Златолесского вепря», с мстительной ухмылкой наполнил его.

Хотелось пить. Астид подошел к столу и отхлебнул воды из кувшина. На столе топорщилась салфетка, что-то прикрывающая. Астид приподнял её край и обнаружил несколько маковых кренделей и большую кружку с молоком. Он с удивлением оглянулся на дверь – засов был задвинут по-прежнему. Отбросив сомнения, Астид в пару минут уничтожил приготовленный для него завтрак, бережно собрав и высыпав в рот крошки со стола, и выцедив молоко до последней капли. Он облизал пальцы, вытер губы рукавом, зевнул и покосился на кровать. Ему захотелось снова погрузиться в небывалое состояние безделья и покоя. Он забрался на постель, уткнулся лицом в подушку, и тихо засмеялся.

Стук в дверь заставил Астида вздрогнуть. Из-за двери послышался голос Вантада.

– Ваша милость. Вы спите? Не надо ли чего?

Астид не сразу понял, что обращаются к нему. Он слез с кровати и открыл дверь. Трактирщик улыбнулся.

– Я узнать – не надобно ли чего?

Астид молча помотал головой, несмело глядя на Вантада, и внутренне желая, чтобы тот побыстрее ушел.

– Ну, коли так, то и ладно, – трактирщик коснулся ладонью толстого шнура сбоку от двери. – Ежели чего понадобиться, тут вот звоночек имеется.

Астид кивнул и потянул дверь, но потом вспомнил.

– А где илан Гилэстэл?

– Его светлость-то? Так с утра ко двору королевскому отправился. Велел вас блюсти, и, уж не обессудьте, никуда просил вас не ходить.

– Я не пойду, – тихо ответил Астид.

Закрыв дверь, он юркнул в постель, зарывшись в неё, как в нору, и снова уснул.

Гилэстэл вернулся уже в сумерках и весьма не в духе. Он разбудил Астида, и тот, глядя на хмурое лицо князя, в смятении пытался угадать, чего ему ждать от господина.

– Тут тебе кое-что из одежды, – Гилэсэтл кинул на кровать темный тряпичный узел.

Астид развернул плащ, в который все было завернуто, потрясенно разглядывая подаренные вещи – рубаху с широкими рукавами, черный камзол, замшевые штаны, сапоги на мягкой подошве.

– Есть хочешь? – спросил Гилэстэл, облокотившись на дверной косяк. Астид неопределенно пожал плечами.

– Идем, составишь мне компанию, – распорядился Гилэстэл, и Астид, как был в ночной рубашке, поплелся за ним.

Князь больше пил, угрюмо разглядывая дно бокала. Астид ел молча и быстро, стараясь не раздражать хозяина. Внезапно Гилэстэл отставил бокал и спросил.

– Сколько тебе лет, Астид?

– Девятнадцать, – с набитым ртом ответил тот.

– А что ты умеешь?

– Что я умею? – Астид недоуменно посмотрел на князя.

– Кроме воровства ножей, что еще ты умеешь? Покажи мне, – и Гилэстэл требовательно вздернул подбородок.

Астид вытер губы и руки, окинул задумчивым взглядом стол, сосредотачиваясь. Гилэстэл ждал, глядя на сведенные в одну линию брови юноши.

– Я так не могу, – выдохнул Астид, откинувшись на спинку кресла. – Это не всегда получается.

– Почему?

Астид пожал плечами, ссутулившись еще больше.

– Не знаю. Это… это случается само. Когда я злюсь. Или сильно боюсь чего-то.

– Эмоциональный всплеск провоцирует выброс энергии, – качнув головой, пробормотал Гилэстэл себе под нос. И вдруг, изо всей силы влепив Астиду звонкую оплеуху, громко и зло выкрикнул:

– Покажи, что умеешь!!!

Астид упал со стула. Гилэстэл успел заметить вспыхнувшую в его глазах искру. Кувшин, не до конца опустошенный князем, сорвался со стола, описал в воздухе дугу, и разлетелся в черепки, ударившись о стену. Винные потеки образовали на полу алую лужицу. Князь довольно хохотнул – «ага!». А Астид съежился на полу, обхватив голову, в ожидании новых ударов. От тихого прикосновения хозяина его скрутила судорога страха. Гилэстэл склонился над юношей, успокаивающе гладя его по спине, и помогая встать.

– Прости меня, Астид. Я обещал, что никогда тебя не обижу. Но мне нужно было знать. Больше это не повториться. Прости.

Он усадил вздрагивающего Астида на стул и кликнул Вантада, приказав принести еще вина. Приговаривая успокаивающие слова, князь влил в Астида полный бокал красного сайельского. Хмельной румянец скрыл пламенеющий след от удара на лице. Глаза Астида, которые он не смел поднять на князя, были полны страдания и упрека. Он хотел лишь одного – убежать подальше от того, кому уже начал верить. Гилэстэл, глядя на юношу в упор, и, словно прочитав его мысли, спросил.

– Я разочаровал тебя, не так ли?

Астид нервно дернул шеей, и едва слышно прошептал.

– Отпустите меня. Я больше не хочу…

– Не хочешь? Чего не хочешь? – поднял бровь князь.

– Просто… не хочу…

– Испытывать боль?

– Да.

– И страх?

– Да.

– Так защищайся. Ты ведь уже это сделал однажды.

– Я не могу.

– Можешь. Но боишься. Страх гложет тебя изнутри, связывает и лишает воли. Ты боишься, что причинив кому-то боль, испытаешь в отместку большую. Так?

– Так.

– Не нужно беспокоиться об этом. Ты можешь, и должен защищать себя, свое достоинство. Ты должен перестать быть чьим-то слугой, и стать господином. Прежде всего – своей жизни. Посмотри на меня, Астид. Посмотри сюда.